Троллейбусна остановка. Искра Матвеевна уже давно ждет общественного транспорта, котоого все нет и нет. Она начинает сердиться. Обращается к случайцно прохожей.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. И ведь целый час ждать автобуса. Целый час. Как так можно? Ладно, мне спешить некуда, совсем некуда, а люди среднего возраста как? А молодежь, будь она неладна, как? Водители совсем распустились. Небось сидят, в домино играют. Я знаю, как это бывает. Нету на них комиссии. Как мы, бывало, из райкома придем, а они там у себя между рейсами в карты и домино. Карты и домино. А мы такие – раз!
Эх, нога правая болит. Левая нога болит. Коленная чашечка болит. Сустав на руке болит. Межреберная невралгия болит! И Мурка расцарапала, но это к делу не относится. Эх, старость-нерадость.
ПРОХОЖАЯ. Не говорите.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Ну, что же это такое может быть? Кто это мог сделать? Не понимаю. Кому это нужно? Кому это приятно? Вот я бы стала такое делать на могиле у постороннего человека? Да ни в жизнь. Не потому, что я злая, просто в голову бы не пришло. А мне такое зачем сделали? Неизвестно. Ничего не понимаю. Может, я старая стала? Молодая была – вроде умная была. Ушлая такая. Все успевала. И полы дома перемыть, и на партсобрании выступить. А старая стала – и обижать можно?
2.
Квартира в некогда шикарном доме из «цековского» кирпича. Здесь до сих пор сохранился былой лоск. Хрусталь блестит как новый, ковры на стенах вычищены. Смотришь и кажется, что попал в далекие 70-е гг. Искра Матвеевна только что вернулась домой. Ее внучка Катя собирается уйти.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Ты куда это намылилась?
КАТЯ. К подружкам заниматься, ба. У меня сессия.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Какая сессия! Ты мне голову-то не морочь.
КАТЯ. Да я не морочу. У нас особый учебный план. Каждые три месяца сессия. Ну, я пошла, пока, бабуль.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Я тебя не отпускаю. Мне с тобой поделиться нужно.
КАТЯ. В другой раз бабуль. Опаздываю. Подружки ждут.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Я быстро расскажу, подожди!
Катя убегает. Искра Матвеевна остается одна, от грусти идет в кухню, отрезает себе огромный кусок пирога и съедает его.
3.
Искра Матвеевна видит через окно, что Катю у подъезда поджидает молодой человек. Катя выпорхнула, они поцеловались. И счастливые ушли куда-то.
4.
Ночь. Искра Матвеевна у себя в спальне. Спит. Кровать постелена для двоих. Над кроватью висит огромный портрет ее мужа, уголок перевязан траурной ленточкой. Искра Матвеевна во сне разговаривает с мужем.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Сниться ты мне стал, Владимир Андреич. Каждую неделю снишься.
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. И буду сниться, Искра Матвеевна. Ты же сама ничего не помнишь. Склероз. Приходится напоминать все по 100 раз. Сходи к акулисту, проверь катаракту.
ИСКРА. МАТВЕЕВНА. Ой, точно.
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. И на могилку ко мне. Давно-то была?
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Сегодня только!
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. А до этого?
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Ты мне ни разу во сне слова доброго не сказал. Почему? Мы же тут одни, без свидетелей. Это в жизни то с родителями жили, то дочка маленькая, ну, никогда у нас не было принято, как в сериалах этих вот, чтобы с поцелуйчиками, нежностями телячьими, фу, просто.
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. Да нет, почему же. В принципе поцелуи – весьма неплохая штука.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Стыд, да и только. Проституция одна. Снишься ты мне, Вунечка, и в моем же сне меня игнорируешь. И все с какими-то бабами разговариваешь. К чему бы это? Может, к тратам?
ВЛАДИМИР АНДЕЕВИЧ. Зануда ты, Искра, редкостная. Как была, так и осталась.
Уходит. Искра Матвеевна просыпается, ищет мужа на кровати, не находит.
5.
Кухня. Обед. Катя ничего не ест.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Ешь, тоща. Одни кости торчат. Ешь, давай.
КАТЯ. Ба, отстань. Не хочется.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. А чего хочется?
КАТЯ. Ба, а как тебе деда в любви признавался?
ИСКРА МАТВЕЕВНА. В смысле, как?
КАТЯ. Ну, как-как. Письмо написал? Или на свидании прошептал? Или на танцах? Дрожал ли у него голос? А ладони были холодные? Это было романтично? Или смешно?
ИСКРА МАТВЕЕВНА (задумывается). Ты спрашиваешь, в устной или письменной фоме? Да как-то и не помню. Вроде в устной. Должно быть.
КАТЯ. А признавался вообще?
ИСКРА МАТВЕЕВНА (пугается). Уж, наверное. Как же без этого? Наверняка признавался, только я подзабыла. Он пел очень хорошо. Как ты. Только мужским, конечно, голосом. Тенором. А я ему аккомпанировала. На баяне. Мы в самодеятельности вместе участвовали. Такой славный кружок был… Сразу после школы распался. Мы все жили в одном доме по улице Фрунзе. Все разъехались, кто куда. Деда твоего после института по распределению на север послали, а я папочку своего попросила помочь, он его и вернул. После этого мы как-то и поженились. Вот.
КАТЯ. А ты ждала встречи с ним так, чтобы, ну, вот тут, между ребер, стучало, и в висках тоже, и руки были холодные, и живот болел? (Искра Матвеевна молчит). А он обещал тебе, что вы всегда-всегда будете вместе? И что на других девушек ему и смотреть не хочется, пусть они и расчудесные, длинноногие и даже блондинки?
ИСКРА МАТВЕЕВНА (не знает, что сказать). А должен был?
КАТЯ. Конечно.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. У меня склероз, ты же знаешь. Наверняка говорил, а я и забыла.
6.
Ночь. Иска Матвеевна во сне снова разговаривает с мужем.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Я без тебя как без рук, Вунечка. Все ты делал.
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. Это точно.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Я тебе только скажу, что куда, а ты уже и бежишь. То за хлебом, то на родительское собрание. Такой ты у меня хороший был. Такой положительный. Мы с тобой даже не ссорились,
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. Почти.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Почти. Мне все подруги, знаешь, как завидовали? Я тебе не говорила, чтоб не сглазить, а они мне все: «Искра, за что тебе такое счастье? Смотри за ним, а то уведут. Золотой мужик».
ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ. Был.
7.
Искра Матвеевна у себя в комнате. Катя снова собирается убегать.
КАТЯ (собирается и напевает). На крылечке твоем
Каждый вечер вдвоем
Мы подолгу стоим и расстаться не можем на миг…
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Откуда ты знаешь эту песню?
КАТЯ. В институте разучиваем. Ретро сейчас так востребовано. Мне сказали, что у меня лирическое амплуа. Ты бы слышала, как она у меня хорошо получается.
ИСРКА МАТВЕЕВНА. Глупая песня. Терпеть ее не могу.
КАТЯ. Да ты что? А мне нравится. Я даже плачу, когда ее пою. Ну все, бабусик, побежала.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Ты мне сбила с толку. А теперь я и не знаю, как подступиться.
КАТЯ. К чему?
ИСКРА МАТВЕЕВНА. К тому.
КАТЯ. К которому именно?
ИСКРА МАТВЕЕВНА. К кладбищенской тематике. (Пауза). На нашу могилу кто-то метит.
КАТЯ. Да ладно.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. За нашей могилой кто-то ухаживает.
КАТЯ. Как? Кто?
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Вот и я хочу знать. У тебя идеи есть?
КАТЯ. Нет. Ну вообще, конечно, неудивительно. Мы там год не были, если не больше. Может, это смотритель кладбища или что-то вроде того?
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Смотритель. Ха. Знаю я таких смотрителей. Как посмотрит, мужа как не бывало.
КАТЯ. Ба, ну кому же нужен наш дед, если он уже мертвый?
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Верно подмечено. Этот смотритель там фиалок насажал.
КАТЯ. Ну и дела.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. И маргариток. Я их выдрала с корнем. Придала могиле первозданный вид.
КАТЯ. Ну да, мы же там так ничего и не посадили.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Не успели. Дед-то умер совсем недавно.
КАТЯ. Да. Пять лет назад. Стыдно, конечно, что не ездим. Времени все не хватает.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Пускай только заявится. Я там в карауле засяду. С ружьем – от моего папочки ведь осталось. Именным. Ух, он охотник был. Однажды нам медвежонка привез – маму его, медведицу, он застрелил. А медвежонка – домой, к нам.
КАТЯ. А потом он съел сапоги твоего папы, и вы его в зоопарк отдали. Пока, бабулечка.
ИСКРА МАТВЕЕВНА. Прямо завтра поеду. Не поленюсь. Эх, нога правая болит. Левая нога болит. Коленная чашечка болит. Сустав на руке болит. Межреберная невралгия болит! Эх, старость-нерадость.
8.
Фотоателье. В него заходит старушка – в шляпке, пальто, перчатках и с изящной сумочкой.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. Вы не против, если я вас побеспокою?
ПРОДАВЕЦ. Зинаида Александровна?
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. Узнали, да? Для меня поход в ваше фотоателье – все равно что бал для Наташи Ростовой. Две радости у меня в жизни остались – за хлебом в старую нашу булочную на угол и к вам. А больше и некуда.
ПРОДАВЕЦ. Опять редактрировать будем?
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. Как вы догадались? Я вам принесла фотокарточку моего внука. Рядом его невеста. Вы поймите, я ничего не имею против, я очень счастлива за мальчика. Естественно, бабушек не спрашивают. Я понимаю. Их ставят перед фактом.
Квартира в старом-престаром доме, затерявшаяся в арбатском переулке. Бывшая коммуналка. Гостиная. Над столом висит абажур. На столе кружевная скатерть, накрыто на троих. Стены комнаты увешаны портретами, все поверхности уставлены фотографиями в рамках. Павлик и Катя (внучка Искры Матвеевны) сидят за столом. Зинаида Александровна подходит к ним.
ПАВЛИК. Бабуля, это Катя. Она учится пению в Консерватории.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА (продавцу). А я слышу, она говорит совершено непоставленным голосом. (Кате). Хотите, я вас дышать научу? Вот отсюда, из живота. Я хоть в Консерватории не училась, неплохо пела.
ПАВЛИК. Бабуля, мы сами разберемся, спасибо.
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА (продавцу). А потом Катя села чай пить и разбила мою старинную фарфоровую чашку. Я не сказала ни слова, хотя мне было очень горько. Это была последняя, уцелевшая из маминого китайского сервиза. Я вас очень прошу, измените Кате овал лица.
ПРОДАВЕЦ (что-то делает на компьютере). Вот так?
ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА. Да-да. У нее щеки немного круглы. И цвет глаз, если можно, сделайте синий. Мне кажется, так будет гораздо лучше. И подбородок, если можно, покороче. Ну, и тогда уж и ямочки на щеки добавьте. Можно посмотреть у вас на компьютере? Можно? Ну, вот, это другой разговор. Так и на бюро поставить можно.
9.
Зинаида Александровна в своей комнате. К ней заходит Павлик.
